Наследство Сулеймана Великолепного

5 муxaррaмa 1417 гoдa, в пятницу, ты да я вступили пoд свoды мeчeти Султaнa
Сулeймaнa. Мeчeть былa пустa. Нo ужe чeрeз нeскoлькo чaсoв нa устлaнный
кoврaми пoл усeлись рядaми тысячи прaвoвeрныx мусульмaн. Oни oтдaвaли зeмныe
пoклoны, oбрaтившись в стoрoну Мeкки, и слушaли пятничную прoпoвeдь учeнoгo
имaм-xaтибa. Тaк жe, кaк чeтырeстa пятьдeсят лeт нaзaд, быть жизни султaнa,
чьe имя нoсит этa мeчeть, и султaнши, чья житьё-бытьё прeдстaвляeт сoбoй цeпь
сoбытий удивитeльныx и пoчти нeвeрoятныx…

Гoрoд минaрeтoв и купoлoв Рeдкий инoстрaнeц, приexaв в Стaмбул, нe вoспoльзуeтся
вoзмoжнoстью пeрeплыть нa пaссaжирскoм пaрoмe Бoсфoр, чтoбы пoбывaть в
Aзии. Исполнение) приeзжeгo чeлoвeкa тaкoe сoбытиe имeeт, кaк сeйчaс мoднo гoвoрить,
знaкoвый xaрaктeр. Нo на мeстнoгo житeля смoтaться нa пaру чaсoв в Ускюдaр,
aзиaтский рaйoн Стaмбулa, — всe рaвнo, чтo мoсквичу прoexaться с Oстaнкинo
в Чeрeмушки. Пeрeсeчeниe нeзримoй грaницы мeжду кoнтинeнтaми прoисxoдит
бeз всякиx цeрeмoний, никтo дaжe нe нaпoминaeт пaссaжирaм o стoль тривиaльнoй
гeoгрaфичeскoй пoдрoбнoсти eжeднeвнoгo мaршрутa мoрскoгo извoзчикa.

Мoe путeшeствиe в Ускюдaр oкaзaлoсь нe сoвсeм удaчным. Дeлo в тoм, чтo
нa aзиaтскoм бeрeгу я пытaлся oтыскaть oбeщaнныe путeвoдитeлeм «oчaрoвaтeльныe
угoлки стaрины», нo oбнaружить иx нe удaлoсь — тo ли oни oкaзaлись
упрятaнными зa квaртaлaми мeстныx Чeрeмушeк, тo ли путeвoдитeль слeгкa
приврaл. Нa oбрaтнoм пути, укрывшись в сaлoнe oт июльскoгo сoлнцa, пaлившeгo
с бeзoблaчнoгo нeбa, я утeшaл сeбя мыслью o тoм, чтo этo ритуaльнoe пoсeщeниe
Aзии всe жe слeдoвaлo сoвeршить, a зaкoн спрaвeдливoгo вoздaяния зa записки
дoлжeн сeбя прoявить. Тaк и прoизoшлo.

Кoгдa пaрoм пeрeсeк Бoсфoр и стaл втягивaться в буxту Зoлoтoй Рoг, пeрeдo
мнoй рaзвeрнулaсь грaндиoзнaя пaнoрaмa. Извeстнo, чтo кaждый мoрскoй гoрoд
зaпoминaeтся чeм-тo oсoбeнным: aжурным мoстoм, утeсaми нeбoскрeбoв, стaринным
фoртoм, тeррaсaми улиц. Стaмбул — этo изящныe минaрeты в кружeвныx oбoркax-бaлкoнчикax
и серые купола мечетей, плывущие в небе по-над застроенными вдоль и поперек
холмами, остатками крепостных стен, дворцами и базарами, по-над столпотворением
великого азиатского города, оказавшегося на европейском берегу. Мальчик трех
цивилизаций — греко-римской, православной и мусульманской — спирт дважды становился
столицей могущественных империй — Византийской и Османской. Византий —
Царьград — Стамбул, он был для русских еще и Царьградом — Городом
царей и Минос-городом…

На одном из холмов я увидел храм Султана Сулеймана. Узнать «Сулеймание-джами»,
наравне называют ее турки, было нетрудно по характерному, делать за скольких бы двухъярусному
куполу, на котором блистает чудесный полумесяц, и по четырем минаретам.
Не знаю, благодаря этому, но именно эта мечеть была намечена мной в качестве одного
с тех мест, где надлежало обязательно побывать вслед короткое время посещения
Стамбула. Быть может, в пику растиражированной в десятках буклетов и открыток
Педераст мечети Султана Ахмета.

О Сулеймание-джами знал я тут не более того, о чем сообщал тот но
путеводитель. Что сооружена она по велению султана Сулеймана I, прозванного
Великолепным. Который строил ее в 1550 — 1557 годах архитектор Мимар Синан.
В чем дело? размер мечети 69 на 63 метра, главнейший купол возвышается на 53 метра,
а калибр его 27,25 метра. Ну и прочие подробности, чуточку что говорящие,
пока сам не увидишь описываемый мира.

Я сошел на берег у Галатского моста и нырнул в путаница приморских улиц,
намереваясь выйти прямиком к мечети. Дорога сперва плавно забирала вверх
и вправо, потом пошла вира и влево, так что в конце концов я оказался
в окружении ветхих деревянных домов, опутанных электрическими проводами,
на правах умирающий резиновыми трубками. Далеко выступающие эркеры, поддерживаемые
жалкими столбиками, грозили разрушиться на голову. Из раскрытых дверей кофейни
слышались голоса мужчин, играющих в триктрак, и распространялись ароматы кофе
и салепа — молочного киселя, сдобренного корицей. Как бы то ни было, господствующим
все же был запах гниющих мусорных куч, возвышающихся позднее и сям. А по мостовой
навстречу мне сочились потоки мыльной воды, выплескиваемой хозяйками, ладком
вековой азиатской традиции, прямо за порог.

В таком случае была самая натуральная турецкая «махалла» — смотреть) жилой
квартал, не отмеченный путеводителем в качестве «очаровательного уголка».
Одичалость и сонная недвижность казались нереальными в шумном, крикливом
Стамбуле. Только что однажды попался навстречу мальчик-разносчик с парой чая
получи мельхиоровом подносе, да разноцветные кошки рыскали повсюду в поисках
пропитания. К повсеместному присутствию кошек в Турции относятся прилично,
поскольку кошка была любимым животным Пророка. Соответственно мере того как я поднимался
на холм, становилось рельефно, что трущобный квартал обречен: сверху на него
фатально наползали богатые особняки. Наконец, когда из-вслед за угла показался
бело-голубой автобус — кондиционированный елисейские поля для утомленных солнцем туристов,
— я понял, чего цель близка. И точно — через минуту выросла передо мной
серая глыба Сулеймание-джами.

Квадратный двор мечети, с минаретами за углам, был полон людей. Пассажиры
бело-голубых автобусов слушали комментарий гидов, фотографировались, вступали
в рискованный диалог с навязчивыми продавцами сувениров. Наименее стойкие
уж обзавелись красными фесками, глазурованными медальонами «от сглаза»,
шелковыми платками и молитвенными ковриками.

Базарные сцены механически вызывали в памяти известную евангельскую притчу
об изгнании Иисусом торговцев и менял изо храма. Действительно, для христианской,
а в особенности православной, устои неприемлемо соседство на одной площадке
столь чуждых кореш другу занятий, как обращение к Богу и поклонение златому
тельцу. Одначе мусульмане не проводят столь резкой границы посередь мирским
и божественным. Ведь и сам пророк Мухаммед успешно сочетал проповедническую
кампания с торговлей. И не только. Возглавляя религиозную общину Медины,
дьявол стал также правителем города, судьей и военачальником.

Костяк же в том, что мечеть вовсе не является «храмом мусульман»,
вроде наших церквей. На самом деле это только лишь общественное здание для
коллективных молений. По-арабски святилище называется «масджид»,
что дословно переводится что «место, где отдаются земные поклоны».
Вследствие того мечети не освящают и они не окружены привычным ради христиан ореолом
святости. Ведь единственным святилищем ислама по слухам Кааба, кубическое
сооружение с «черным камнем» в стене, находящееся в центре главной
мечети Мекки…

Только эти тонкости я постиг уже после возвращения в Москву, почитав кое-какие
книги ученых людей.

Сулеймание-джами — одна с соборных, то есть крупных мечетей Стамбула,
идеже произносятся проповеди. Когда же в мечети не совершается служба,
сюда может войти любой, независимо через пола и вероисповедания. Надо только
обязательно снять кроссовки. Если ноги голые, их надо укрыть, обернув себя
поданным служителем куском красный товар с тесемками. Только после этого ступаешь
на устилающие половая принадлежность мягкие ковры. Прогуливаясь взад-вперед вдоль шнура, огораживающего
центральную купон мечети от вторжения праздных туристов, я рассматривал
витражи XVI века, ощущал ладонями неисчерпаемый холод колонн, привезенных сюда
из заморских владений падишаха, пытался показать, как неведомые мастера,
забравшись на нить, выводили золотом под куполом и на стенах аяты — священные
песнопения Корана, вслушивался в невнятный речитатив паломника, отбивавшего
в укромном уголке земные поклоны в сторону Мекки, дивился гармонии сфер
и полусфер, образующих загораживание, похожее на пчелиные соты, вглядывался
в покрывавшие стены узоры, выдержанные в изысканной некультурно-бежево-голубой
гамме…

Через полчаса я вышел с мечети, завернул за угол и оказался на примыкающем
к ней небольшом погост. Табличка гласила, что оно находится в ведении
государственной службы музеев и памятников. Погост было густо уставлено
изъеденными временем стелами с навершиями в виде тюрбанов и фесок али вовсе
без наверший. Арабская вязь коранических изречений и причудливый растительный
орнамент украшали последний приют знатных людей империи — воинов, духовных
лиц, поэтов, толкователей законов.

Средь камней высилась восьмиугольная гробница султана Сулеймана Великолепного
— усыпальница. Рядом — тюрбе в том же стиле, но меньшего размера, с табличкой:
«Дарохранительница султанши Хюррем». Обе гробницы были закрыты.

Побродив одну каплю по кладбищу и отбившись от назойливых предложений продавцов
сувениров, я направился к выходу.

Идеже отдаются земные поклоны

Разумеется, я не предполагал, который всего через два месяца снова окажусь
перед сводами Сулеймание-джами.

В Москве мне стали известны иные романтические и трагические обстоятельства
жизни султанши Хюррем. И снова возникла идея поговорить с имамом мечети Сулеймана
и разобрать, что называется, из первых уст рассказ об истории этой мечети,
что она устроена, как работает.

С просьбой организовать такую навстречу я обратился к российскому генеральному
консулу в Стамбуле Леониду Иосифовичу Манжосину. Я познакомился с ним в
июле прошлого лета, когда небольшая делегация журнала «Вокруг света»
летала в Царьград на открытие мемориальной доски погибшим русским морякам
с подводной лодки «Морж»1. Виртуоз истории и современной жизни
Турецкой Республики, Леонид Иосифович несколькими остроумными рассуждениями
показал потом, сколь примитивны расхожие представления о российско-турецких
взаимоотношениях сиречь о череде войн, описанных в школьных учебниках истории
и популярных романах. Некто также дал нам понять, что недурно бы полегче знать
южного соседа.

На мой запрос помощью некоторое время пришел обнадеживающий ответ: приезжайте,
муфтият (духовное мусульманское правление) дал разрешение на беседу и
съемку.

Мы остановились в небольшом отеле, расположенном в торговом районе Стамбула,
словно спускается к Мраморному морю. В представлении среднестатистического
стамбульца, весь люди из России — «челноки», приехавшие из-за товаром.
На каждом шагу тебя окликают: «Сотоварищ, есть дешевые кашемировые пальто»,
«Мужчина, купите пару кожаных курток с фабрики» и т.п.

Преодолев баррикады импровизированных прилавков и стоек, выползших изо
магазинов на тротуары, пересекаем шумную улицу Орду и углубляемся в слабый
университетский квартал. Пятнадцать минут ходу — и мы у цели. Изо машины
с дипломатическими номерами выходит молодой человек, представляется:
Лёка Рогоза, третий секретарь генерального консульства, буду у вы переводчиком.

Перед дощатой конторкой у дверей мечети снимаем вьетнамки, входим, представляемся.
Трое мужчин с нескрываемым удивлением разглядывают нас, листают отечественный журнал,
наблюдают за манипуляциями коллеги, налаживающего фотоаппаратуру. «Какие-так
странные русские: приехали в Стамбул, чтобы поговорить о мечети»,
— читается бери их лицах.

После короткой беседы скромно выряженный мужчина лет сорока попросил следовать
за ним. Сие был Сулейман Ибрагимолу, имам-хатиб мечети. Потребно пояснить,
что точно так же, подобно ((тому) как) мечеть не является храмом в нашем понимании текст,
так и имам — не священник, а лишь предстоятель вот время молитвы, духовный
наставник мусульманской общины. «Свой» имам имел еще и приставку
«хатиб», ведь есть был ученым богословом, имеющим право выставлять
с проповедью.

Проходим по коврам в центральную часть мечети и останавливаемся откровенно
под огромным куполом. Имам-хатиб описывает уникальные добродетели мечети
Сулеймана. Во-первых, она — крупнейшая в Стамбуле, может впихнуть до 10
тысяч человек одновременно. Во-вторых, обладает великолепной акустикой.
В стены и верхушка, по указанию архитектора Синана, были заложены полые резонирующие
кувшины, си что проповедник может говорить без особого напряжения, и его
дискант будет слышен в самых дальних углах здания. В-третьих, Синан применил
общий ряд остроумных инженерных решений. Ну вот, пример, задача: как
удалять неизбежную копоть четырех тысяч горящих свечей? Синан устроил в
верхней части северной стены «коптильню» с отверстиями, неизмеримо
копоть втягивалась сквозняком и осаждалась там.

Обращают нате себя внимание четыре монолитные колонны, подпирающие свод.
Одна была привезена из Баальбека, другая — с Египта, а две были вырублены
на месте. Стек с купол искусно расписан арабской вязью. Назидательное слово
из Корана напоминает правоверным о том, что надзвездные сферы, без всякого сомнения,
удерживается волей Аллаха.

Ещё раз одна особенность этой мечети — особый павильон, предначертанный
для султана Сулеймана. Здесь он мог обратиться на молитве и отдавать,
как и все, земные поклоны, а подданные могли замечать своего падишаха,
не причиняя неудобств ни ему, ни страже.

Исламский священник подводит нас к михрабу — невысокой нише в южной стене мечети. Драпированный
резьбой михраб обращен в сторону Мекки, и во период намаза молящиеся располагаются
рядами так, чтобы обожать Каабе. Имам же находится впереди, у михраба.
Молитва продолжается всего 15-20 минут, после чего исламский священник-хатиб поднимается
на минбар, своего рода кафедру, и произносит мораль.

Я спросил имама Сулеймана, какое сегодня число после хиджре — мусульманскому
летосчислению, ведущему отсчет времени с 16 июля 622 годы, что связано
с переселением Мухаммеда и его приверженцев с Мекки в Медину. Собеседник
затруднился ответить, но послал помощника дать настольный переносной
календарь, благодаря которому и выяснилось, сколько 17 октября 1996 года соответствует
5 мухаррама 1417 годы по хиджре.

5 мухаррама выпало на пятницу, яркий день всех мусульман. Когда-то
пятница была в Медине базарным средь бела дня, и после завершения торгов Мухаммед
обращался с речью к собравшимся бери рыночной площади. С тех пор и установилась
эта заведено. Имаму-хатибу вскоре предстояло произнести пятничную речь,
и он выразительно посмотрел на часы. Срок было уходить, поскольку посторонние
не должны обретаться в мечети во время богослужения.

Сулеймание-джами — ясный пример просветительской и благотворительной
деятельности Великолепного. Потому яко это была не просто мечеть. Ее окружали
числом периметру четыре медресе, больница, бесплатная столовая к учеников
медресе и паломников, постоялый двор, библиотека, бани. Для того чтоб содержать
этот невиданный в XVI веке комплекс учреждений, Сулейман приказал основать
специальный фонд, в который передал часть своих владений.

Сулейман заботился и о расширении границ империи Османов — возле нем она
достигла высшей точки могущества и простиралась ото Триполи до Закавказья
и от Венгерского королевства поперед Египта. Но в историю он вошел все но под
именем «Великолепный», потому что понимал и чтил ваяние (скульптура), многое
сделал для украшения и благоустройства столицы и своего дворца Топкапы.
Не кто иной на время Сулеймана приходится расцвет творчества великого архитектора
Коджи Мимара Синана, обращенного в ислам грека из Каппадокии; за
свою долгую долголетие он построил 360 различных сооружений, в том числе 84
мечети…

Я обошли некогда наполненные кипучей жизнью строения, окружавшие храм
Сулеймана. Лишь немногие из них сохранили свое минувшее назначение. В одном
находится богатейшее собрание рукописей, существует и медпункт. Остальные
здания проданы различным компаниям под рестораны, магазины, раздел построек
— в запустении. Случайно или нет, так начинание Сулеймана Великолепного
получило неожиданное продолжение в соседнем квартале, идеже разместился университетский
городок.

Издали послышался протяжный тсс муэдзина к намазу. И тотчас громко
откликнулся голос с минарета Сулеймание-джами: «Аллах величайший! — Аллах
велик!» Голос был записан возьми пленку, и в промежутках между каноническими
фразами, повторяемыми соответственно нескольку раз, было слышно потрескивание магнитофонной
пленки. «Свидетельствую, зачем нет Бога, кроме Аллаха!», — разносилось
вкруг. — «Свидетельствую, что Мухаммед — посланник Аллаха!»

Почти эти призывы мы возвратились к мечети. Двери ее были пространно распахнуты,
и к ним направлялись группы празднично одетых людей, больше мужчин.
Но и женщины встречались — для них в мечети пожирать огороженная изящной деревянной
решеткой площадка. Другие сыны Земли, бедно одетые и, по всей видимости, приехавшие
отонудуже-то, совершали ритуальное омовение, пользуясь водопроводными кранами,
установленными по стены. «Спешите на молитву!» — звал блеяние
сверху. — «Ищите спасения!»…

На прощанье ты да я решили подойти к усыпальницам Сулеймана и Хюррем. На
настоящий раз гробница Сулеймана была открыта, и мы вошли в середку, оставив на
крыльце обувь. Перед нами находился сверхбольшой саркофаг Сулеймана Великолепного,
покрытый зеленым сукном. Сравнительно еще два саркофага. Длинные толстые свечи
были установлены накануне каждым из них.

Вошел старик, рухнул в колени перед Великолепным, принялся горячо молиться
и бахать поклоны.

В гробницу султанши нам попасть не посчастливилось — она опять была заперта.
Но существование (бренное) Хюррем к этому времени уже приоткрылась мне.

Смеющаяся и соцветие

Жила-была девочка в городе Рогатине, что подо Львовом, для древней земле
княжества Галицкого. Девочку звали Анастасией. Парение ей было пятнадцать,
приходилась она дочерью местному православному священнику Гавриле Лисовскому
и безлюдный (=малолюдный) была отмечена никаким особым знаком свыше. Предназначение ее могла бы сложиться
примерно так но, как судьбы тысяч других Анастасий, Марий, Парасок, Христин,
безмятежно живших на привольных равнинах Ополья, да исключительно близок был роковой
час ее жизни.

Уж клубилась пыль на приднестровских шляхах под копытами неутомимых
крымских коней, лилась кровушка и стоял стон над разоренными и сожженными
городками Ополья. Сделано приближалась к Рогатину разбойничья ханская рать,
затем чтоб поживиться товаром в богатых лавках, дорогим убранством церквей,
скарбом горожан, а самое костяк — захватить молодиц для продажи в Кафе,
держи невольничьем рынке. А прикованные к скамьям рабы уже гнали с Стамбула
на север, в Крым, пестрые фелюги, ради торговцы прикупили свежую партию
живого товара.

Девчонка из яблонево-вишневого Рогатина, из родительского в родных местах, из беззаботного
детства попала на пыльный Бедестан — стамбульский торжище. Нетронутую рыжеволосую
славянку хозяин охотно демонстрировал обнаженной тем, который желал приобрести
еще одну наложницу. Ибо начало разрешает правоверному иметь четыре жены,
о числе но наложниц Пророк не сказал ничего.

Настасья приглянулась богатому вельможе Ибрагим-паше, приближенному
самого султана Сулеймана, и симпатия купил ее. Новый хозяин назвал ее Роксоланой,
что такое? означает по-латыни «Русская». Неожиданно для себя некто обнаружил,
что золотоволосой рабыне ведом его кровь от крови язык, поскольку сей турецкий
вельможа был согласно происхождению грек. И тогда хитрый паша, вместо того ради
самому насладиться прелестями юной полонянки, решил представить ее в дар
султану. Ибрагим верно рассудил, как будто жизнерадостная и образованная Роксолана
не останется незамеченной середь изнеженных, ленивых обитательниц султанского
гарема, благодаря чему и возлюбленный со временем не будет обойден милостью падишаха.

В гареме, называемом Баб-усище-сааде, то есть «Врата блаженства»,
Роксолана получила после острый язычок и раскатистый смех прозвище Хюррем,
который означает «Смеющаяся».

Вскоре романтическая страсть связала Сулеймана и Хюррем. А чрез несколько
лет султан заключил с ней официальный гражданский по мусульманскому обряду, возвел
в ранг баш-кадуны — главной (а практически единственной) жены и обращался
к ней «Хасеки», что означает «Милая сердцу». Хюррем
оказалась невыгодный только желанной любовницей, но и интересной, умной собеседницей,
сведущей в искусствах и государственных делах. В момент разлуки (а Сулейман
совершил 13 военных походов) они переписывались изысканными стихами для
персидском и арабском языках. Одна из образованнейших женщин своего времени,
возлюбленная принимала иностранных послов, отвечала на послания иноземных государей,
влиятельных вельмож и художников.

Как-то раз флорентийцы поместили парадный портрет Хюррем, для которого
симпатия позировала венецианскому художнику, в картинной галерее. То был всего один
женский портрет среди изображений крючконосых бородатых султанов в огромных
тюрбанах — однако ведь и Хасеки была единственной в своем роде промеж жен восточных
владык.

Она родила одну донюшка и четверых сыновей. Двое из сыновей умерли самочки,
один был задушен по приказу отца, а остатний из оставшихся в живых — беспутный
гуляка, лицом и цветом шерсть похожий на мать, стал султаном Селимом II,
прозванным в народе Пьяницей.

Всю проживание ее сопровождали наговоры, интриги придворных, сплетни и досужие
вымыслы завистников, изо-за чего однажды она чуть не лишилась головы. Тем не менее,
кто знает, возможно, здесь применима поговорка о дыме, который не бывает
без огня. Австрийский посолка отмечал в своих донесениях, что султан находится
около сильным влиянием жены, которая «вертит им, на правах ей вздумается».
Другой современник, ища объяснения столько необычному феномену, предполагал
действие колдовских чар или — или неизвестного «славянского зелья».
Судачили еще, точно в Сулеймане говорит голос крови, ибо рожден спирт якобы
сербиянкой, любимой наложницей отца, султана Селима Грозного.

О султанше Хюррем написано отчасти романов, десятки исторических штудий
на разных языках. Через каждое слово она предстает в них этакой восточной леди Макбет,
ненасытной злодейкой. Упихивать версия, что она была причастна к устранению
наследника престола, сына Сулеймана с первой жены, предполагается также,
что возьми совести султанши убийство ее благодетеля Ибрагим-паши. Приблизительно это или
нет, неизвестно. Образ Хюррем покрылся ради четыре с половиной столетия столь
плотной патиной всевозможных слухов, легенд, противоречивых оценок, а
уже нельзя разглядеть подлинный облик этой женская половина человечества с необыкновенной даже
для своего времени судьбой.

Невыгодный будем забывать: шел шестнадцатый век, век Тициана, Коперника, Рабле,
Нострадамуса — да и век Кортеса и Писарро, Ивана Грозного и Филиппа Испанского,
сожжения Джордано Бруно и Варфоломеевской резни. Неважный (=маловажный) будем забывать: нравы
султанского двора были жестокими, огневой обычай престолонаследия, установленный
султаном Мехметом-Завоевателем, незыблем. Симпатия гласил, что сын султана, взойдя
на власть, обязан умертвить своих братьев, во избежание междоусобиц и раскола
империи Османов. Предвидя об этом и будучи не в силах что-либо трансформировать, могла
ли мать не думать о том, ради сохранить жизнь — а следовательно, возвести
на престол — ежели и бы одного из своих сыновей?..

Быть может, пролаз царедворец Ибрагим-паша пытался шантажировать султаншу
про достижения каких-то своих целей, и она направила карающую руку мужа
визави единственного свидетеля своего былого позора?.. Так-таки воспоминания
о пережитых унижениях постоянно преследовали Хюррем. Неслучайно симпатия, как
только у нее появились деньги, велела уничтожить невольничий рынок и поставить
на его месте святилище, медресе и богадельню. Та мечеть и больница в здании
богадельни перед сих пор носят имя Хасеки, так а как и прилегающий к ним
район города.

В Стамбуле жрать еще одно сооружение, носящее ее имя. Сие огромная баня,
охраняемый государством памятник архитектуры. Фуро была построена на средства
Хюррем с условием, как будто доход от ее эксплуатации пойдет на поддержание в
должной сохранности Айя-Софии. Кто такой знает, быть может, дочь православного
батюшки секретно надеялась, что когда-нибудь вновь засияют нате стенах Святой
Софии лики христианских святых и византийских императоров, исчезнувшие
почти слоем штукатурки, когда превратилась православная святыня в святилище.
И ведь настал час! Стала музеем древняя храм, расчистили реставраторы
поздние наслоения, и теперь мирно соседствуют в музейном пространстве медальоны
с изречениями Мухаммеда и мозаики с христианскими сюжетами…

Хюррем без- хотела быть безгласной тенью могущественного мужа, вела свою
игру. В таком случае она была — С м е ю щ а я с я.

Она умерла раньше Сулеймана, отнюдь не дожив до пятидесяти. По указанию тоскующего
султана, (ученый Синан соорудил усыпальницу в саду у мечети. В восьмигранной
гробнице, похожей возьми резную шкатулку, навеки упокоилась хрупкая женщина,
которая была наречена подле крещении православным именем Анастасия, а погребена
по мусульманскому закону почти именем Хюррем.

Было и быльем поросло.